Владимир Бессонов: "От игры освобождает только справка из морга"

5 марта ровно 50 лет назад родился, как оказалось, самый титулованный харьковский футболист. Ныне – главный тренер футбольного клуба «Харьков» Владимир Васильевич Бессонов. В выдающейся карьере заслуженного мастера спорта Владимира Бессонова шесть золотых медалей чемпиона СССР, четырежды он становился обладателем Кубка СССР, выиграл Кубок обладателей Кубков УЕФА. Всех этих достижений Бессонов достиг с киевским «Динамо». В составе юношеской сборной СССР Бессонов выиграл первенство Европы, в составе молодёжной – первенство мира, став к тому же лучшим игроком турнира. А со взрослой советской сборной Бессонов взял «бронзу» Олимпиады-80 и «серебро» чемпионата Европы-88, выступил на трёх чемпионатах мира.

В качестве тренера юбиляр успел уже поработать с киевскими клубами с названиями СКА, «Борисфен» и ЦСКА, сборной Туркменистана, после чего Владимир Бессонов вновь вернулся к работе в клубах – винницкой «Ниве», затем – в луганской «Заре» и, вот, пришло время возвращаться в родные пенаты. 28 ноября 2006 года Бессонов возглавил «Харьков».

Брать интервью у Владимира Васильевича – одно удовольствие. Он отвечает на каждый вопрос искренне и сочно. Общаться с ним можно сколь угодно долго. И, пожалуй, неплохо бы Бессонову издать собственную автобиографическую книгу.

- Главный тренер хоккейной команды «Харьков» Евгений Гладченко, вспоминая о тройке братья Гладченко – Бессонов, настаивает на том, что из Вас хоккеист вышел бы ничуть не худшим, чем футболист. Насколько он прав?

- Хоккей мне, действительно, нравился больше, чем футбол. Потому что это более динамичный вид спорта. Другое дело, что я понимал, что футбол в Украине по популярности даст хоккею фору. А в Киев меня сначала приглашали именно как хоккеиста. В спортинтернат. Это было в 1972-м году. В Харькове в хоккейном чемпионате города я играл как раз с братьями Гладченко в одной тройке за «Электротяжмаш». Взрослые мужики против меня играли. А я – пацан. Но, тем не менее, «возил» их чуть-чуть. (Смеется).

- Перескакивая в то время, когда вы уже стали известным футболистом и завершая хоккейную тему, расскажите, насколько активно общались игроки двух знаковых советских сборных – футбольной и хоккейной?

- Конечно же, мы пересекались. Часто общались. Фетисов и Касатонов – это мои друзья. И с покойным Харламовым дружил. Бывало так, что в Ялте вместе отдыхали. Так попадали, что у них сезон закончился, а у нас – перерыв между первым и вторым кругом. Сейчас связь сложнее поддерживать. Я когда в Москве был, звонил Фетисову. Он теперь министр. Дай бог ему удачи.

- Владимир Васильевич, один справочные источники говорят, что Вы отыграли сезон за харьковский «Металлист» и потом уехали в Киев. Другие – что сразу же начали свою взрослую футбольную карьеру в киевском «Динамо». Внесите всё же ясность, как было на самом деле?

- Начать эту историю надо с юношеской сборной СССР, когда на турнире в Ташкенте я украл у поляка бутсы, и меня на год дисквалифицировали. Я ж ни золото у него в номере не взял, ни деньги. А взял бутсы. Не могу понять до сих пор, каким образом Москва меня могла тогда на год дисквалифицировать, если я ни в какой команде не играл. После чего мне пришлось под чужой фамилией выступать в первенстве Украины за харьковский «Спартак». Тренировался, ездил играл. Ну и собирался идти в армию. А в «Металлисте» я тоже был. Приезжал на тренировки, тренировался. Меня брали просто с командой на выезд. Но играть из-за дисквалификации не мог. Денег в «Металлисте» не получал, никаких заявлений о приеме в харьковскую команду не писал. Я хотел здесь, в Харькове, остаться. Малько, Крамаренко и Бессонов поступали в пединститут. Нам сказали – не волнуйтесь, за вас всё сделают. Ну, пошли мы, написали сочинение. На следующий день приходим узнать результаты, всем троим говорят – вы свободны. Как раз подоспело предложение от «Динамо». Давай, говорят, приезжай в Киев. Пиши заявление. Армию сделаем. Снимем дисквалификацию. Ну я и поехал. Так вот и уехал я в Киев. Если бы мне в Харькове сделали армию, естественно, я бы в Киев не дёрнулся.

- После отъезда в Киев поддерживали ли Вы связь с Харьковом и ожидали ли, что доведётся здесь поработать?

- Старался, если получалось, каждый год приезжать в отпуск в Харьков к родным. Отец, мать, сёстры – все здесь живут. А то, что вернусь в свой город работать – не думал.

- В своей футбольной карьере какой из шести титулов чемпиона СССР с киевским «Динамо», либо Кубок Кубков, либо еще какой-то трофей считаете наиболее ценным?

- Все! Шесть раз выиграть чемпионат Союза, четыре раза – Кубок страны… Я в футболе везде был и всё выиграл. И на Олимпиаде медаль взял, и чемпион мира и чемпион Европы…

- Так ведь чемпионат мира и Европы Вы выиграли по юниорам, а не по взрослым?

- Но стал я чемпионом мира и Европы. Или это как-то иначе называется?

- Насколько на победу в Кубке Кубков в 86-м году наложила отпечаток чернобыльская трагедия?

- Я узнал о том, что произошло в Чернобыле, на следующий день после аварии. 27-го апреля у нас как раз была игра со «Спартаком» в Киеве. 2:0 обыграли их. Лобановский домой не распустил. Поехали на базу. Я всегда в автобусе за Лобановским сидел. И, вот, по дороге на базу он рассказывает то ли Веремееву, то ли Пузачу, что какой-то взрыв на Чернобыльской АЭС. Два человека погибли. Пожар уже потушили. Финал Кубка Кубков и взрыв в Чернобыле оказались близко по срокам. Когда мы прилетели в Париж, на нас очень подозрительно смотрели. И даже говорили – там целый город снесло, а они тут приехали. Мы специально глаза на выкат делали – от нас шарахались, мы ж облучённые. Ну и хорошо. Во Франции из Парижа мы переехали в Лион. Там телевидение только о Чернобыле говорило. Показывали фотографии Второй Мировой войны, когда Киев был в руинах и рассказывали, что и сейчас Киев выглядит именно так.

С нами всегда летали люди из органов. И перед полётом на финал Кубка Кубков нас собрали, проинструктировали – вы смотрите, не дай бог кто-то что-нибудь про Чернобыль станет из вас рассказывать. А я говорю – так это ты нам расскажи, что на самом деле там произошло. Нам надо было выиграть тот финал. Киев стал пустым городом. Я на самом деле вернулся в пустой город. Дети, конечно, все уехали. И жёны тоже. Мы-то вообще ничего не знали. Это ж Горбачёв уже 9-го мая выступил. Еще была велогонка Мира. Я ее смотрел. Правда такая велогонка, что никто на нее не приехал. Только советские, немецкие да корейские велосипедисты по Киеву гонялись. После того, как мы выиграли Кубок Кубков, Лобановский послал меня в Чернобыль выступать перед ликвидаторами. Облучился я как этот… Но надо было ехать. Люди ведь там работали.

- Вы выше сказали, что в футболе выиграли всё. Но, надо полагать, заплатили за это слишком большую цену своим здоровьем. Кажется, в советском футболе не было игрока, который получал бы больше травм, чем Вы?

- Я к своим травмам отношусь спокойно и нормально. Никуда от них не денешься. Если у спортсмена ничего не болит, значит, он не спортсмен. Конечно, бывает, что за всю спортивную карьеру не был ни разу на операционном столе. А бывает, как у меня. Ну что ж поделаешь. Моей дочери тоже уже в Цюрихе операцию делали, в Мюнхене делали. А на футбольном поле такая профессия, что кому-то ж надо ставить ноги и голову. Вот и сейчас я говорю игрокам, что глобальная травма в футболе – это перелом. Причем, желательно открытый, чтобы я видел. А от игры освобождает только справка из морга. Почему я так говорю – чтобы футболисты полностью отдавались своей работе. Потому что сейчас сплошь и рядом, возьмите любую украинскую команду, идет, как я называю, саморегуляция: хочу – бегу, не хочу – не бегу. А эта саморегуляция ведет в никуда. А вдруг меня сломают, а вдруг еще что-то. Поэтому я и говорю игрокам, что никакие травмы не признаю. Никакие! И ничего вы мне не докажете, потому что я только вчера оттуда.

Если я расскажу с какими травмами играл… Даже Лобановский о них не знал. Это не от того, что я хочу быть Матросовым. Не надо никаких Матросовых. Но если ты вышел на поле – играй. В бою температуру не меряют. А если говоришь, что болит что-то, так лучше иди отсюда. Сядь на лавке и сиди там, сопи в две дырочки. Футболисты сейчас не отрабатывают те зарплаты, которые получают. Пусть они еще больше получают. Пусть зарабатывают миллионы, как Шевченко. Лишь бы их отрабатывали. Чтобы я чувствовал удовольствие от их футбола. Но если они не двигаются на поле. Я не говорю о классе, о мастерстве. Мяч остановить не могут. Я их учу, как в пас играть надо. Так что, получается я тренер в спортивной школе. «Хорошие» детки.

Надо их чем-то дисциплинировать. Я не отказываюсь учить. Самое главное, чтобы они хотели. А они не хотят. Здоровье своё на тренировках и на поле оставлять не хотят, а зарабатывать – пожалуйста. Это их работа. А как можно на работе гнать брак.

- Вы сейчас рассуждаете именно как тренер. А в бытность футболистом думали, что по завершении карьеры станете тренером?

- Где-то к 30-ти годам стали посещать мысли – неплохо бы поработать тренером. Хотя я знал, что это непростой и неблагодарный труд. Ты учишь людей футболу, а потом становишься виноватым, и тебя увольняют. Нет сейчас хороших украинских футболистов. Лично я внес бы их в Красную книгу, как вымирающий вид.