Украина – Беларусь. Вокруг матча

Львов красив и умиротворен, самобытен и патриархален. Взвившись девятым валом массового футбольного интереса в субботу вечером, когда стадион «Украина» покинула последняя живая душа, он вполне угомонился, вернулся на привычную неспешную волну и поплывет завтра – в своем уникальном галичинском шарме, плодящем стереотипы, мифы и фобии.

Форпост-де украинского национализма, оплот якобы самостийности, вотчина воинствующих западников, куда славянофилу ни ногой, не то худо будет...

«МОСКАЛI Е?»

...Говорят, в самом сердце города – где-то на центральной площади Рынок – существует злачное местечко, где за умеренную плату посетителю и впрямь даруют незабываемое ощущение концентрированной национальной идентичности и исторического колорита.

На стук в дверь на пороге вырастает суровый парубок негражданской наружности. Выбритая голова с чубом на темени, строгий взгляд из-под косматых бровей, шаровары и пугающий «шмайсер» наперевес. На обязательный пароль «Слава Украiне!» следует ответ «Героям слава!» – и тебя впускают внутрь. Бывает, для верности уточняют «Москалi е?» – нужно непременно уверить, что «нэма». Под сводчатым потолком полумрак и обстановка глубоко законспирированного подполья. Проверив гостя на предмет идейной верности, чубатый страж наливает ему из фляжки и ведет к шифоньеру, который оказывается тайной дверью. За ней, открывающейся с тяжелым скрипом, – собственно «явочная квартира».

На входе начертано напоминание о необходимости вытереть ноги. Половиком служат два сложенных один к другому стяга – кумачовый с серпом и молотом и разноцветный со свастикой – символы канувших в небытие империй. Потершись о них подошвами, окончательно оказываешься своим среди своих. Тебе наливают еще и щедро. Хочешь – пиво («пыво»), а хочешь – нечеловечески мутную, сакраментальную сивуху, которую здесь же и варят, очевидно, по рецептам, сохранившимся со времен Степана Бандеры. Сам предводитель украинских националистов оценивающе взирает на тебя с огромного плаката на стене...

«Бэндэровець?!» – так и вспоминается фольклорное сухоруковское из противоречивого балабановского блокбастера, сказанное в чикагском аэропорту при известных обстоятельствах. Этот чубатый в шароварах – тоже чистый фольклор. Как и остальная ресторанная стилизация – конспирация, отодвигающийся шкаф, небрежно слаженная неотесанным горбылем меблировка и гнутая доисторическая посуда из алюминия. Все это есть не что иное, как декоративное продолжение анекдотов про украинских «западэнцiв» («Сидай, сынку, я и так бачу, що ты не москаль...») – просьба не воспринимать всерьез.

Если и есть здесь верность идее – то это верность бизнес-идее, влекущей сюда праздную клиентуру с тех самых пор, когда Львов стал туристическим местом.

«ШАНОВНI ГОСТI»

Репутация города, как водится, бежит впереди его. И часто, выбежав мухой, добегает слоном. Львовская нелюбовь ко всему русскому – миф, который развевается как табачный дым с первым же вербальным контактом с местным народонаселением. Оно любезно, толерантно и всегда готово помочь, для удобства собеседника легко переходя на великий и могучий. Даром что в Раде снова смута, что русские сцепились с грузинами за непризнанные автономии, а ушлый гражданин мира Савик Шустер, собрав телеаудиторию, поднимает тему вероятного распада Украины в вымершем у нас жанре политического ток-шоу...

Благорасположение местных особенно заметно в Старом городе – Рыночной площади и ее окрестностях, – некогда внесенном в список всемирного культурного наследия ЮНЕСКО. В исторический центр с его брусчатыми пешеходными улочками, обилием храмов, музеев и памятников приезжий народ валит валом. Туристы там холимы и лелеемы. Они снуют косяками, голосу экскурсовода повинуясь, как дудке Крысолова, и стремясь постигнуть ауру древнего Львова. Она вполне себе эксклюзивна. Вторая мировая задела город лишь по касательной, меньше других он, вошедший в состав СССР в 1939-м, тронут и пятилетками краснознаменного индустриального энтузиазма. Немудрено, что типовая панельная застройка начинается ближе к спальным районам, а в сохранившемся центре в любое время бери и снимай кино на подобающую историческую тему.

Его и снимают. И вчера, и сегодня. Именно Львов выдавал за Париж режиссер Юнгвальд-Хилькевич, экранизируя «Трех мушкетеров» Дюма-отца. Боярский-д»Артаньян играл в шахматы с кардиналом Ришелье в здешнем Доме ученых, а свою «каналью» кричал в том числе и в Армянском дворике, где сошелся в эпической дуэли с толстым Портосом и компанией.

«МОВА РИДНОЙ УКРАIНЫ»

Вообще имена собственные во Львове очень много говорят о нарицательном. В одних только названиях улиц, кажется, все своемыслие западноукраинцев. Ведь еще А.Райкин некогда задавался вопросом: как избежать влияния улицы, когда вокруг сплошные улицы? А никак – принимай как данность. «Вулыця» Мазепы, Петлюры, Бандеры и даже Дудаева... И здесь же – памятник Советскому солдату, живучий куда более, чем, скажем, в Таллинне.

О первых и втором периодически вспыхивают общественные споры. В этих спорах ищут не истину – победу. Пока преимущество на стороне антисоветчиков, они уверенно играют первым номером, но наше время так изменчиво... Часы бьют всех – предупреждал Ежи Лец, мастер непричесанных мыслей, родившийся во Львове, когда тот еще был польским городом.

Нынче же Львов – украинский. На «ридной мовi» здесь говорит и стар, и, что особенно трогательно, млад – так что на второй день пребывания приехавшего на футбол белоруса очень подмывает ввернуть при случае крепкое «жовто-блакитное» словцо. Слыша в старинном интерьере мелодичную речь с протяжными гласными и смягченными согласными, так и вспоминается читанная в глубоком детстве беляевская «Старая крепость», несмотря на налет соцреализма и мамалыжный пролетарский привкус ментальную сущность местности передающая достоверно.

Между тем ученые-футурологи, кажется, подсчитали, что через полвека-век во вконец глобализированном мире останется в употреблении всего десяток языков – другие вымрут вслед за динозаврами и латынью. Существует, впрочем, и другое мнение: «мова» сохраняет шансы, пока есть территория, где она доминирует. Одной из таких территорий на Украине Галичина и является – манкурты здесь не в почете. И в этом смысле Львов с лихвой оправдывает свое культурно-историческое предназначение, оставаясь средоточием национальной идеи. Куда там до него космополитичному и гламурному Киеву или потускневшей послебабелевской Одессе...

«ДЫВЫСЬ – ГЛЕБ!»

Приезд белорусской футбольной делегации основы мещанского бытия львовян не поколебал ничуть. Бернд Штанге с подопечными буднично расквартировались в четырехзвездочном «Спутнике», провели вечернюю тренировку на «Украине». Местные журналисты оказались неназойливы, с пристрастием расспросив о планах на субботу разве что нашего немца-тренера да барселонца Глеба. Естественной популярностью попользовался белорусский капитан и у болельщиков.

Те, в количестве десятка-полутора, тоже явились на пятничный тренинг – в жажде раздобыть звездный автограф. В подростковой компании страждущих выделялся бывалый «чоловик» в сине-гранатовой майке с надписью «Ivan de la Pena» и с барселонским фотоальбомом в руках. Его он удовлетворенно захлопнул, получив желаемое, – курносый хлопчик лет пяти, одетый по-футбольному, лишь нетерпеливо спрашивал: «Тато, а що вин там намалював?» Подрастешь, сынку, узнаешь – такой, должно быть, последовал ответ.

Ветхозаветный стадион погасил софиты, чтобы завтра снова их зажечь и запустить в свое чрево буйство страстей. До тридцатитысячного «битка» он не доберет сущей малости. Раскрашенный в «жовто-блакитное», будет битых два часа громыхать децибелами. Колышась в такт оперному а капелла, щемяще запоет в многие тысячи глоток свое «Ще нэ вмэрла...» Уже в середине первого тайма начнет негодующе свистеть в связи с бледным видом хозяйской сборной, ближе к концовке даже слегка полиняет трибунами – народ разочарованно потянется к выходам, и лишь на последней добавленной минуте торжествующе взорвется, когда Шевченко забьет худо-бедно выстраданный гол...

С ним наши краски враз померкнут. Уплывет почетная стартовая ничья, уже, казалось, бывшая в кармане. Подавленно вздохнет доблестный гостевой сектор, слышимый все девяносто минут. А вздохнув, снова разразится поддержкой, стрельнет припасенной пиротехникой. И будет прав – ровно настолько, насколько самоотверженно и неистово билась в этот львовский вечер молодая команда герра Штанге.